Вера Ивановна, пожилая кондукторша, в душный августовский вечер видит пьяного Диму на заднем сидении автобуса. Его молодое и сексуальное тело пробуждает в ней давно забытую страсть. Она приводит пацана в невменяемом состоянии к себе домой и, пользуясь положением, на старом диване придаётся жаркому сексу: минет, куни и неистовые шлепки, где возраст лишь добавляет огня их случайной близости.
Поздний августовский вечер 2009 года окутал город тёплой, душной пеленой. Воздух пах нагретым асфальтом и цветущими липами, а старенький ЛиАЗ, дребезжа, подкатил к конечной остановке на окраине города. Панельные пятиэтажки, утопающие в сумерках, молчаливо наблюдали за мигающим фонарём у остановки. Вера Ивановна, кондукторша лет под шестьдесят, устало вытерла пот со лба. Её синяя форменная жилетка и юбка липли к пышному телу, подчёркивая округлые бёдра и тяжёлую грудь. Волосы, тёмные с лёгкой сединой, были собраны в практичный пучок. Она мечтала о холодном душе, который уже маячил на горизонте, ведь они подъезжали к конечной остановке, последней на смене.
Автобус был пуст, если не считать спящего парня на заднем сидении. Вера, ворча про “пьяных молокососов”, шагнула ближе. Её взгляд упал на запоздалого пассажира: невысокий пацан, лет восемнадцати, как она потом узнала, его звали Димой. Юноша раскинулся на сидении, словно не заботясь о мире вокруг. Его лёгкая майка без рукавов задралась, обнажая рельефный пресс, короткие шорты обтягивали сильные бёдра, а очерченные бицепсы лишь дополняли эту притягательную картину юного тела. Короткие светлые волосы чуть растрепались, а гладкое лицо без намёка на щетину или усы в тусклом свете салона казалось почти ангельским. Запах дезодоранта, смешанный с перегаром, витал вокруг него.
Вера замерла, словно её ноги приросли к потёртому полу автобуса. Усталость, что тяжёлым грузом давила на плечи после смены, испарилась, сменившись жгучим любопытством, а затем чем-то горячим, давно забытым и почти звериным. Она была одна уже многие годы — без мужчины, без ласки, без того, чтобы кто-то взглянул на неё как на женщину, а не как на кондукторшу с потрёпанной сумкой. Десять лет без секса, десять лет, когда её пышное тело, всё ещё сохранившее былую притягательность, чахло в одиночестве. И вот перед ней — молодой, подтянутый парень, такой доступный в своей пьяной беспомощности, словно подарок судьбы, подброшенный на заднее сидение старого ЛиАЗа. Сердце Веры застучало быстрее, отдаваясь в висках, а кожа покрылась мурашками, несмотря на душный вечер. За окном лаяла собака, мотор автобуса затих, и только мигающая лампочка в салоне отбрасывала дрожащие тени на загорелую кожу припозднившегося пассажира, делая его похожим на манящий запретный плод.
Вера Ивановна шагнула ближе, её синяя юбка зашуршала, обтягивая полные бёдра. Она собиралась разбудить парня и выгнать его, как делала десятки раз с загулявшими пассажирами, что засыпали в её автобусе после пьяных посиделок. Но, наклонившись, она заметила, как его шорты натянуты, словно тонкая ткань вот-вот лопнет. Под ней отчётливо проступал его член — большой, твёрдый, с толстой головкой, ясно видимой даже через ткань. Пожилая кондукторша застыла, будто её ударило током. Щёки вспыхнули жаром, а внизу живота разлилось тепло, почти болезненное, с предательской влагой, пропитывающей её простые хлопковые трусики. Она разглядывала чёткий силуэт этого органа: длинный, сантиметров двадцать, если не больше, толстый, и с головкой, которая, казалось, дразнила её, пару раз дёрнувшись под её взглядом. Пальцы Веры невольно сжались, ногти впились в ладони, а дыхание стало рваным, как будто она пробежала стометровку.
В голове закрутился вихрь. Стыд, словно старый занудный начальник, шептал: “Это неправильно, Верка, что ты творишь, старая дура?” Но тело, истосковавшееся по близости, орало громче, заглушая разум. Она представила, как этот парень, пьяный и податливый, прижимается к ней, как его сильные руки сжимают её бёдра, как этот здоровенный член заполняет её, утоляя жажду, что копилась годами. “Ну и что, Вера? Один раз живём,” — подумала она, кусая губу так сильно, что почувствовала солоноватый привкус. “Он же сам нажрался где-то, небось, на вечеринке с дружками, так пусть расплачивается, а я… я заслужила хоть немного счастья. Хоть один раз почувствовать себя не тёткой из автобуса, а женщиной, чёрт возьми!”
Тусклый свет лампочки мягкими лучами окутывал Димину мускулистую фигуру, делая её ещё более сексуальной. Он был почти мальчиком по сравнению с её годами, но это только подливало масла в огонь. Его накачанная грудь медленно вздымалась, губы, чуть припухлые, были приоткрыты, а светлые ресницы дрожали, словно он видел какой-то сладкий сон. И тут его член под шортами снова дёрнулся, будто подмигнул ей, призывая: “Ну же, Верка, не тушуйся, бери своё!” Она сглотнула, её ладони вспотели, а колени чуть не подкосились. Сил сопротивляться этому внезапному, дикому желанию уже не было — оно накатило, как летняя гроза, сметая всё на своём пути.
Вера решилась. Вместо того чтобы выгнать парня, она поведёт его к себе. Её квартира в двух шагах от остановки — идеальный шанс! Она поправила пучок, из которого выбилась пара прядей, и, стараясь унять дрожь в голосе, подошла к месту Галины, водительницы.
— Галь, прикрой меня, а? — сказала Вера, теребя край жилетки. — Тут парень пьяный, надо… разобраться.
Галина, худая, с короткой стрижкой и насмешливым взглядом, прищурилась, будто сканировала подругу рентгеном. Она заметила румянец на щеках Веры, блеск в глазах и лёгкую дрожь в пальцах, которые нервно теребили пуговицу.
— Ого, Верка, ты что, на молоденького позарилась? — хмыкнула Галина, её губы растянулись в ехидной ухмылке. — Ну, ты даёшь, подруга! Видать, этот пацанёнок так хорош, что у тебя аж глаза горят, как у кошки перед миской сметаны.
Вера фыркнула, но не смогла сдержать смущённой улыбки. Галина всегда умела поддеть, но без злобы, по-дружески.
— Да ладно тебе, — буркнула Вера, отводя взгляд. — Просто… помоги, закрой смену, а?
— Смену, говоришь? — Галина хихикнула, подмигнув. — Ладно, подруга, развлекайся, но с тебя должок!
Вера вернулась к Диме, её каблуки звонко стучали по полу автобуса. Она легонько потрясла его за плечо. Тот пробормотал что-то невнятное — то ли имя какой-то девчонки, то ли просто пьяный бред — но не сопротивлялся, когда она помогла ему встать. Его тело, тёплое и тяжёлое, опёрлось на неё, и Вера чуть не задохнулась от волнения, когда его твёрдый член, случайно, прижался к её бедру через тонкие шорты. Это было как удар тока — её соски напряглись под блузкой, а между ног стало ещё мокрее. Сердце колотилось так, что, казалось, его слышно даже на улице.
Они вышли из автобуса, шаги хрустели по гравию остановки. Тёплый ветер принёс запах хвои из близкого парка, а выбившиеся из пучка волосы Веры развевались, липнув к её потному лбу. Дима, покачиваясь, что-то бормотал, его рука невзначай скользнула по её талии, и Вера, сама того не ожидая, хихикнула, как девчонка. “Ну, Верка, держись,” — подумала она, ведя его к своей пятиэтажке, где её ждал старый диван и, возможно, самая безумная ночь за последние годы.
Вера, поддерживая Диму, довела его до своей пятиэтажки, чувствуя, как её сердце колотится, будто она не кондукторша, а девчонка на первом свидании. Он был в сознании, но ноги заплетались, словно у новорожденного жеребёнка, а из его уст вылетало невнятное бормотание — то ли имя какой-то Наташки с вечеринки, то ли просто пьяный бред. В её скромной, но уютной квартире пахло старой мебелью, её цветочными духами с ноткой ландыша и чем-то ещё — предвкушением, которое витало в воздухе, как невидимый, но осязаемый заряд. Она уложила Диму на продавленный диван с выцветшим пледом, и, отбросив последние сомнения, решила: хватит терпеть. Десять лет без мужика — это не жизнь, а наказание, а тут такой шанс, такой молодой, такой… твёрдый. Её тело буквально кричало, требуя действия, и Вера, смахнув пот с виска, поддалась этому зову. Но начать решила постепенно, чтобы растянуть удовольствие.
— Тебя как хоть звать-то? — спросила женщина, чисто ради приличие, не надеясь получить ответ.
— Мня Димоном звут… — но парень неожиданно ответил, с трудом сфокусировав на ней взгляд. — А тбя, кысавица?
Пожилая кондукторша, чуть не заржала в голос от такого нелепого, но чертовски приятного ответа и тоже представилась.
— Зови меня Верой, красавчик. А теперь я хочу сделать тебе приятно, хи-хи-хи…
Пацан всё ещё не понимая, что происходит, лишь по глупому улыбнулся от уха до уха, вольготно развалившись на диване с широко разведёнными ногами. Его майка снова задралась, открывая вид на рельефный пресс, который так и манил провести по нему пальцами. Вера, с руками, дрожащими от нетерпения, потянула за резинку шорт. Ткань сползла вниз, и его член, наконец свободный, предстал перед ней во всей красе: длинный, сантиметра двадцать два, толстый, с крупной багровой головкой, прикрытой необрезанной крайней плотью, которая придавала ему какой-то первобытный, животный шарм. Он слегка пульсировал, и Вера ахнула, чувствуя, как её изголодавшаяся киска буквально потекла, пропитывая трусики влагой. Она провела пальцами по этому шикарному стволу, ощущая его тепло, твёрдость и лёгкую пульсацию вен под кожей. “Господи, да это ж не член, а настоящее сокровище, моя прелесть,” — пронеслось в её голове, и она хихикнула, удивившись собственной пошлости. Дима, всё ещё мутный от алкоголя, застонал, его бёдра дёрнулись, а рука инстинктивно потянулась к её запястью, будто прося: “Продолжай, тёть Вер, не останавливайся.”
Вера Ивановна отбросила последние крохи стыда и совести, которые, как старые занавески, только мешали свету её желания. Кондукторша наклонилась, её полные губы обхватили горячую головку, а язык заскользил по чувствительной коже, исследуя каждый изгиб. Вкус был солоноватым, с лёгким привкусом пота и того самого дешёвого одеколона, что она учуяла ещё в автобусе. Это ощущение — горячее, твёрдое, живое — доводило её до дрожи, от макушки до пяток. Её собственное тело откликалось: соски напряглись и тёрлись о ткань старенького лифчика при каждом движении, а между ног всё было так мокро, что она боялась оставить пятно на полу. Дима, не совсем понимая, где он и что творится, инстинктивно положил руку на её голову, слегка надавливая, сильные пальцы запутались в её пучке, выбивая пряди. Его стоны, низкие и хриплые, наполнили комнату, смешиваясь с далёким шумом редких машин за окном. Вера работала ртом, пышная грудь, тёрлась о его бёдра, а её собственное дыхание стало тяжёлым, почти звериным. Запах пота, секса и их парфюма смешался в комнате, создавая одуряющую атмосферу.
Дима, немного протрезвев, начал отвечать, и это было как будто он очнулся ото сна с одной целью — довести её до безумия. Он пробормотал, сипло и с лёгкой ухмылкой: “Ккая ж ты кысотка…” — и потянул Веру к себе, его руки сжали её пышные бёдра с такой силой, что она ахнула от неожиданности. Его губы, горячие и чуть потрескавшиеся, нашли её шею, оставляя влажные следы и заставляя её кожу покрываться мурашками. Пальцы Димы, не особо церемонясь, скользнули к её влагалищу, влажному и готовому, и Вера застонала так громко, что сама удивилась своему голосу — хриплому, глубокому и с нотками девичей страсти. “Ну, мальчик, ты даёшь,” — подумала она, пока её тело дрожало от страстных касаний, а разум окончательно утонул в похоти.
Она забралась на него сверху, направляя его мощный член в горячую и жадную киску. Ощущение его размера, растягивающего её изнутри, заставило Веру вскрикнуть — смесь боли и наслаждения пронзила её, как молния. Но лёгкая боль быстро сменилась чистым, животным кайфом, от которого она чуть не потеряла сознание. Пожилая кондукторша двигалась, её бёдра ритмично поднимались и опускались, а диван жалобно скрипел, словно умоляя о пощаде. Димины молодые, сильные ладони грубо сжимали её груди, теребя соски так, будто он пытался выжать из неё ещё больше стонов.
— Двай, ксотка, жарь… — бормотал он, и Вера, хихикнув, подумала, что этот пацанёнок, похоже, знает, как подлить масла в огонь.
Они сменили позу: Вера встала на колени, её пышная, чуть дряблая задница призывно покачивалась, а Дима, не теряя времени, вошёл сзади. Его член с размаха скользнул глубоко, каждый толчок отзывался в её теле сладкой дрожью. Ладони парня шлёпали по её ягодицам, оставляя красные следы, которые горели, раззадоривая её всё больше.
— Ох, Димон, шлёпай сильнее! — вырвалось у Веры, и она сама удивилась своей наглости, но Дима, пьяно рыгнув, послушался, добавляя в шлепки игривой силы. Стоны кондукторши, громкие и бесстыдные, смешались с его хриплым дыханием, заполняя комнату симфонией страсти.
— Лизни меня, малой, — выдохнула Вера, её голос дрожал от возбуждения, но в нём сквозила уверенность, будто она всю жизнь только и делала, что раздавала такие команды. Она откинулась на спину, плюхнувшись на продавленный диван, который жалобно скрипнул под её пышным телом. Раздвинув полные ноги с бесстыдной откровенностью, она открыла перед Димой свою влажную, жаждущую ласк пизду. Её дряблая кожа блестела от пота в тусклом свете лампы, а тёмные волосы между ног, добавляли сцене какой-то дерзкой, почти вызывающей интимности. Вера, глядя на Диму сверху вниз, ухмыльнулась: “Ну, давай, пацан, покажи, на что способен!”
Дима, заморгал, будто пытаясь осознать, что от него требуется. Его светлые волосы прилипли ко лбу, а щёки пылали от алкоголя и возбуждения. Он неловко, но с заметным энтузиазмом наклонился к её клитору, его горячее дыхание коснулось её кожи, вызвав у Веры дрожь предвкушения. Молодой язык, неуклюжий, но искренний, начал ласки — сначала робко, словно он боялся сделать что-то не так, потом смелее, когда услышал её хриплый стон. Движения были неумелыми, хаотичными, как у щенка, который впервые пробует лизнуть незнакомую еду, но эта искренность только сильнее заводила Веру. Она положила руку на его затылок, её пальцы зарылись в короткие волосы, направляя его. “Вот так, малой, чуть ниже… о-ох, вот, молодец,” — хрипела она, её голос срывался на низкие, почти звериные ноты. Бёдра женщины невольно дёрнулись, прижимаясь ближе к его губам, а киска, скользкая и горячая, отзывалась на каждое касание языка, посылая волны наслаждения по всему телу.
Комната наполнилась её стонами, громкими и бесстыдными, которые, наверняка, долетали до соседей через тонкие стены пятиэтажки. “Ну и пусть завидуют!” — подумала Вера, чувствуя, как волна оргазма накатывает, сжала его голову сильнее, ногти слегка царапнули его кожу.
— Давай, Димон, лижи, сынок! — выдохнула кондукторша, и тут её накрыло. Оргазм был таким мощным, что она чуть не задохнулась: тело содрогалось, бёдра тряслись, а крик, вырвавшийся из горла, был похож на вопль дикой кошки. Она развалилась на диване, тяжело дыша, её грудь вздымалась, вывалившись из расстегнувшегося лифчика, а соски, твёрдые, как вишнёвые косточки, торчали, словно умоляя о новых ласках.
А Дима, пьяный, но молодой и тренированный жеребец, словно получив заряд энергии, не собирался останавливаться. Его глаза, всё ещё мутные от алкоголя, но горящие каким-то первобытным огнём, встретились с её глазами.
Он ухмыльнулся, пробормотав:
— Огн… гонь деваха — и, не давая ей опомниться, снова навис над ней. Его член, твёрдый, как стальной прут, скользнул в неё одним резким движением. Вера ахнула, ощутив, как он снова заполняет её, растягивая до предела. Его толчки стали резче, почти яростными, будто он пытался доказать, что не такой уж он и пьяный. Диван скрипел, как старый аккордеон, угрожая развалиться под их напором, а ладони Димы сжимали её бёдра, оставляя красноватые следы.
— Вот так, пацан, давай, трахай свою красавицу! — вырвалось у неё, и она сама удивилась этой наглости, но слова, напротив, будто раззадорили парня. Он ускорился, его дыхание стало хриплым, а стоны — низкими, почти рычащими.
Вера Ивановна, всё ещё дрожа от оргазма, чувствовала, как новый накатывает, подогреваемый его энергией и грубым напором, о котором она могла лишь мечтать все последние годы. Её пальцы впились в его плечи, ногти оставляли царапины на загорелой коже. Комната пропиталась запахом пота, секса и перегаром. Тусклый свет лампы отбрасывал их тени на стены, создавая причудливый танец страсти. Дима, доведённый до предела, кончил внутрь, его тело напряглось, а стоны слились с её криками в какой-то первобытной какофонии. Горячая струя заполнила её, и Вера, чувствуя это, улыбнулась — впервые за годы она ощутила себя не просто желанной, а чертовски живой, как будто кто-то зажёг в ней свет после десятилетий тьмы.
Они рухнули на диван, тяжело дыша, потные и измотанные, но довольные, как два кота, дорвавшихся до сметаны. Диван жалобно скрипнул в последний раз, словно сдаваясь под их напором. Вера, всё ещё ощущая тепло его спермы внутри, провела рукой по его мокрой от пота груди и хмыкнула подумав: “Ну, пацан, ты и дал жару.”
Утро ворвалось в комнату Веры лучами солнца, пробивающимися сквозь застиранные шторы. Тёплый свет заливал скромную квартиру, высвечивая потёртый диван, на котором, раскинувшись, спала Вера Ивановна. Её пышное тело, едва прикрытое мятой простынёй, выглядело мягким и манящим в утреннем свете: полные бёдра, тяжёлая грудь, чуть приоткрытые губы. Рядом, уткнувшись лицом в подушку, лежал Дима, его мускулистая рука свисала с края дивана.
Юноша пошевелился, его веки дрогнули, и он открыл глаза. Голова гудела, как после удара молотком, во рту была сухость, а язык казался шершавым, как наждачка. Он моргнул, пытаясь понять, где находится. Это точно не его общага с вечно орущими соседями. Потолок с облупившейся краской, старый ковёр на стене, запах каких-то цветочных духов — всё чужое. И тут его взгляд упал на Веру. Пожилая женщина, с сединой в волосах, спала рядом, её простыня сползла, обнажая пышную грудь и округлые бёдра с лёгкими красными следами от их ночной страсти. Дима замер, его сердце ухнуло куда-то вниз. “Господи, где я? И кто это?!” — пронеслось в голове. Он попытался вспомнить вчерашний вечер: вечеринка, пиво, водка, танцы… а потом — провал. И вот он здесь, в чужой квартире, с тёткой, которая, судя по всему, старше его матери.
Он рывком сел, потирая виски, и тут заметил, что его шорты с трусами валяются на полу, а сам он полностью голый. Его взгляд снова скользнул по Вере, и, к его собственному шоку, он почувствовал, как в паху начинает нарастать тепло. Её тело, несмотря на возраст, было таким… живым, мягким, с этими пышными формами, которые, казалось, всё ещё хранили жар их ночи. Красные следы на её бёдрах, чуть растрёпанные волосы, приоткрытые губы — всё это, как ни странно, будило в нём что-то первобытное. “Да что со мной не так?” — мысленно выругался Дима, но его член, предательски напрягаясь под тонкой тканью трусов, явно имел своё мнение. А в голове пронеслись смутные обрывки воспоминаний о прошедшей ночи и… о мощном оргазме! Он неловко потянул простыню, пытаясь прикрыться, но движение разбудило пожилую женщину.
Она открыла глаза, лениво потянулась, нисколько не смущаясь своей наготы. Её тёмные волосы с сединой рассыпались по плечам, а взгляд, хитрый и чуть насмешливый, сразу поймал его растерянность. Вера заметила, как Дима пытается спрятать эрекцию, и её губы растянулись в лукавой улыбке.
— Ну что, пацан, очнулся? — хрипло спросила она, поправляя прядь волос и не спеша прикрывать грудь. — Кофе будешь, или сразу сбежишь, как заяц?
Дима сглотнул, его щёки вспыхнули, но он не мог отвести взгляд от её тела. “Это ж тётка, блин, мне восемнадцать, а ей… сколько ей вообще?” — думал он, но его тело, похоже, плевать хотело на возраст. Её уверенность, эти пышные формы, запах её кожи, всё ещё хранивший следы их страсти, действовали на него, как афродизиак.
— Я… это… где я вообще? — выдавил он, теребя край простыни. — И… мы что, правда… ну, это самое?
Вера хмыкнула, вставая с дивана. Её движения были неторопливыми, но в них сквозила какая-то кошачья грация. Она накинула старенький халат, который, впрочем, тут же распахнулся, обнажая её грудь, и пошла к маленькой кухоньке, которая полностью просматривалась через дверной проём в комнате, где принялась заваривать кофе.
— Правда, Димон, правда, — ответила она, бросив на него взгляд через плечо. — Ты, малой, вчера такой огонь показал, что я до сих пор в шоке. Не ожидала, что в тебе столько… — она сделала паузу, ухмыльнувшись, — прыти.
Дима покраснел ещё сильнее, но его губы невольно растянулись в улыбке. Он вспомнил обрывки ночи: её стоны, жар её тела, ощущение, как она двигалась на нём, как будто не было этих десятилетий между ними. “Чёрт, это было… круто,” — подумал он, и его большой член снова дёрнулся, выдавая его с потрохами. Вера, заметив это, фыркнула, разливая кофе по двум потрёпанным кружкам. Терпкий аромат бодрящего напитка тут же заполнил всё помещение.
— Ну, не тушуйся, пацан, — сказала она, ставя кружку перед ним. — Видал, как тебя колбасит? Может, ещё разок заглянешь, раз тебе так зашло?
Дима кашлянул, чуть не поперхнувшись кофе. Он посмотрел на неё — на её насмешливый, но тёплый взгляд, на её пышные формы, которые, несмотря на всё, манили его, как магнит. Он вдруг понял, что эта ночь, хоть и началась с пьяного угара, была не просто случайностью. В ней было что-то… настоящее.
— Тёть Вер, — начал он, неловко потирая шею, — это было… ну, реально огонь. Я, типа, не ожидал, но… — он замялся, но потом выпалил: — Можно твой номер? Ну, вдруг… повторим?
Вера рассмеялась, её смех был хриплым, но искренним. Она достала старенький блокнот, нацарапала номер и протянула ему листок.
— Держи, жеребец, — подмигнула она. — Только не напивайся в следующий раз, а то я за себя не отвечаю.
Дима, ухмыляясь, сунул листок в карман шорт. Он встал, его спортивная фигура мелькнула в дверях, но перед тем, как уйти, он обернулся. Их взгляды встретились, и в его глазах мелькнула искра — не просто похоть, а что-то вроде обещания. Вера проводила его до двери, чувствуя, как её квартирка всё ещё хранит тепло их ночи.
Оставшись одна, она подошла к зеркалу, посмотрела на своё отражение — на морщинки, седину, расплывшиеся формы, которые, оказывается, всё ещё могли свести с ума молоденького мальчика. “Ну, Верка, ты ещё ого-го,” — подумала она, улыбнувшись. Запах кофе наполнял квартиру, утренний шум города вливался в окно, а её тело, всё ещё ноющее от бурного секса, напоминало, что она жива, как никогда.
Загрузка...