Машенька Цекович — девушка небольшого роста, у нее приветливое круглое лицо и огромные васильковые глаза. Несмотря на хрупкое телосложение, у нее большие груди, напоминающие налитые соком крупные плоды. Они мягкие, и в то же время упругие; округлые, и в то же время дерзко торчащие вверх яркими коричневыми вишнями сосков.
Машенька лежит в постели своего друга, художника Вадима. Он ей — полная противоположность. Долговязый, худой парень с выдающимися из под смуглой кожи ребрами. Песочно-желтые пряди Машенькиных волос переплетаются с иссиня-черными завитушками Вадима. Маша — тоже художница. Они учатся вместе в художественном училище. Оба лежат обнаженные посреди широкой кровати Вадима и рассматривают альбом.
— Нет, ты посмотри, как он изобразил ее взгляд! — воскликнула Машенька, указывая на иллюстрацию в книге.
Лежа на животе бок о бок, Вадим и Маша рассматривали роскошный альбом одного современного голландского художника.
— Ничего особенного, — фыркнул ее друг. — Ты ведь знаешь, что мне больше нравятся импрессионисты.
Полчаса назад они занимались любовью. Машенька стояла на коленях на ковре перед креслом, напряженно уцепившись побелевшими фалангами пальцев за подушку сиденья, кусая угол той же подушки, чтобы не закричать, пока Вадим медленно вводил ей в анус свой длинный и толстый, блестящий от вазелина член. Через несколько секунд он уже расширил ее отверстие, растянул ее привычный к анальному сексу податливый сфинктер и стал осторожно совершать фрикции, увеличивая ход поршня, пока его движения не приобрели полную свободу.
Его длинные, худые, волосатые ноги были согнуты так, что он почти стоял на корточках, совершая поступательные движения тазом вперед-назад, вниз-вверх, вводя длинный, изогнутый, как туго натянутый лук, набухший член в мягкое, эластично растянутое кольцо.
Их разница в росте — почти карикатурна. Когда Вадим и Маша стоят рядом, ее глаза находятся чуть не на уровне его пояса. Сутулый и тощий Вадим имеет рост более двух метров, а Машенька ниже его почти на полметра. Даже в спокойном состоянии его пенис длиннее, чем Машина рука от кончиков пальцев до локтя. Когда он проникает в ее задний проход, Машенька чувствует себя словно посаженной на кол.
Но неприятная боль довольно быстро исчезает, девушка легко приспосабливается даже к очень большому члену в ректальном проходе, и приходит неземное ощущение наивысшего блаженства, когда огромный и хорошо смазанный пенис гладко скользит внутрь и наружу, опять внутрь и наружу, раздражая самые чувствительные нервные окончания ее ануса.
— И все таки, такое выражение глаз никто бы не смог правильно передать, — продолжает говорить Машенька, не обращая внимания на его усмешку.
— Посмотри любые работы Моне, ты быстро изменишь свое мнение.
— Знаешь, Вадик, это все на уровне психологии! Если ты хочешь увидеть что-то в импрессионисткой вещи, ты это увидишь. А здесь, не надо иметь ни соответствующего настроения, ни специальной подготовки… Любой прохожий с улицы поймет мысль художника!
Маша говорит напористо, уверенно, слегка покачивая головой в такт своим утверждениям.
Вадим откинулся на спину, закрыл глаза ладонью.
— А что этот Денисов опять с тобой беседы заводил? — не отводя руки от глаз глухо спросил он.
— Ты опять начинаешь? — Машенька раздраженно прикусила пухлую нижнюю губу.
Ее друг ничего не ответил, только напряженно вздувшиеся желваки выдавали его волнение.
— Меня просто интересует техника его письма и ничего другого!
— Если ничего другого, почему ты так ему улыбаешься?
— Как я улыбаюсь?
— Ладно, — примирительно сказал Вадим. — Не будем больше об этом, а то я веду себя как глупый ревнивец.
Он опять перевернулся на живот и начал внимательно рассматривать репродукцию. На картине была изображена пара: пожилой господин в старомодном фраке и с цилиндром на голове сидел рядом с юной, очень красивой девушкой в цветастом ситцевом платье. В правой руке господина была дымящаяся сигара, левой он крепко обнимал девушку за тонкую талию. Они сидели в плетеном диванчике на фоне озера, окруженного высокими горами.
Маша была абсолютно права — картина была прорисована точно как фотография, и любой обыватель с первого взгляда понял бы о чем идет речь в картине. Слегка прищуренные глаза девушки лукаво улыбались, словно говоря: «Да, сейчас ты мой хозяин, но я гораздо моложе и сильнее тебя. Мне не хватает твоих старческих ласк, и я сегодня утром отдалась твоему шоферу в садовом домике.»
По самому обрезу картины и впрямь едва вырисовывался силуэт мужчины с шоферской фуражкой на голове. Не было видно ни его глаз, ни выражения лица, только лакированный козырек фуражки. Но его тень падала на длинные, скрещенные ноги девушки, почти достигая глубокого выреза декольте, дерзко обнажившего крепкие загорелые груди.
Вся картина буквально дышала эротическим вожделением, откровенно возбуждая зрителя соучастием в измене распутной содержанки с шофером хозяина.
Вадим вздохнул.
Денисов и в самом деле здорово рисовал. Особенно ему удавались карандашные рисунки, как черно-белые, так и цветные. Но почему она к нему клеится, хотя каждый раз говорит, что любит только его одного!
Вадим опять ощутил острый укол ревности. Он искоса глянул на Машу и увидел, что она изучает его сбоку, нахмурив тоненькие светлые брови и сжав розовые губы.
— Вадик, ну сколько можно повторять, кроме тебя у меня никого нет!
Он притянул ее голову к себе, поцеловал приоткрытые полные губы. Его язык скользнул внутрь ее жаркого рта, столкнулся с ее языком, сплелся с ним в единое целое.
— М-м-м, — застонала Маша.
Руки Вадима обхватили ее осиную талию, и его огромные, как клешни, кисти легко сомкнулись на ее белой спине. Без усилий приподняв тоненькую девушку за талию, он положил ее на себя, лицом к лицу, продолжая страстно целовать ее в губы.
Его узловатые пальцы скользнули в глубокую и мягкую расщелину между ее круглых, полных ягодиц и нашли полураскрытое отверстие, все еще влажное от их недавних упражнений. Вадим проник в ее сфинктер указательным пальцем, ощущая липкие остатки своей спермы на гладких стенках ее прямой кишки.
— Может еще один раз? — спросил он, почти не отстраняя своих губ от ее рта.
— Зачем спрашивать… Второй раз мне всегда приятнее, — жарко выдохнула Машенька, немного ерзая от возбуждения на длинном, костлявом, растянувшимся под ней телом. Где-то на уровне ее маленьких колен, немного выше, уже чувствовалась горячая пульсация его набухающего члена.
Долговязый Вадим лежал на спине посреди кровати, удерживая на себе крохотную, как Дюймовочка, девушку. Его мосластые ноги свисали с кровати, явно не приспособленной под баскетболистов.
Мягким движением он перевернул Машеньку лицом к своему вздыбленному члену и, обхватив ее мускулистыми руками за хрупкую талию, немного присел, так что ее лицо оказалось в непосредственной близости от его исполинской эрекции.
Маша сразу ухватилась обеими руками за его гигантский член и попыталась втиснуть большую, как яблоко, пурпурную головку в свой маленький рот. До отказа раскрытые челюсти и туго натянувшиеся губы вокруг его члена явно говорили о том, с каким трудом ей удалось принять его головку в рот. Одновременно, она почувствовала, как шершавый язык ее сокурсника вылизывает по всей длине сочащуюся расщелину между набухшими половыми губами.
Они некоторое время сосали и лизали самые чувствительные зоны друг у друга. Вадим массировал раскрытый цветок ее ануса двумя пальцами, сведенными вместе.
Наконец, он вновь развернул ее к себе лицом, закинул ее гладкие ноги себе на плечи, пропустив свои руки под ними и, обняв ее круглую, как глобус, попку, начал осторожно насаживать ямку анального сфинктера на непропорционально большой набалдашник члена, сейчас мокрый и блестящий от Машиной слюны.
— А-а-а, — опять застонала Машенька, принимая в свои внутренности огромный мужской фаллос.
Она попыталась еще сильнее расслабить анальный мускул, напрягаясь, как в туалете. Раздался громкий непристойный звук от воздуха, изгоняемого из ее скользкого нутра, но никто не засмеялся. В тишине комнаты раздавалось только их хриплое, прерывистое от возбуждения дыхание.
Она опустилась на всю длину его грозного орудия, коснувшись бархатистой кожей ягодиц его полной мошонки, лежащей наподобие сморщенного и волосатого кошелька на его бедрах.
Вадим начал понемногу приподнимать и опускать ее, но она уже успела сжаться после их первого акта, и его член с большим трудом преодолевал сопротивление горячей тесноты ее анального канала.
С большими предосторожностями он снял девушку со своего напряженного пениса, смазал вазелином ее зияющий сфинктер, обильно покрыл им свой толстый, как древко знамени, фаллос и опять стал насаживать Машеньку на себя.
Сейчас им стало гораздо легче, и скоро его блестящий эрегированный член мощно сновал челноком в ее заднем проходе.
Склизкие громкие звуки сопровождали их анальное совокупление, смущая раскрасневшуюся Машу, но в то же время еще сильнее возбуждая ее партнера.
— Чвак — чвак — чвак, — раздавалось в комнате на фоне их учащенного дыхания.
Машенька слабо постанывала, ее маленькие, почти детские пальчики мелькали над воспаленным клитором, описывая мелкие круги вокруг него. Серия почти непрекращающихся оргазмов сотрясала ее тело, она уже ничего не соображала, безвольно мотая головой в разные стороны, щекоча распущенными волосами небритое лицо своего любовника.
— А-а-а-а, — захрипел Вадим.
Его толстый член, казалось, еще больше расширился и начал конвульсивными толчками выбрасывать вязкую беловатую жидкость в раздраженные глубины Машенькиного кишечника.
Он упал на спину, сотрясаясь в мощном оргазме, ни на минуту не выпуская из своих грубых ручищ нежное девичье тело.
Маша уткнулась потным лицом ему в шею, она тяжело дышала, ее нутро все бурлило от небывалых ощущений.
Понемногу они успокоились, дыхание выровнялось.
Его пенис обмяк, и Машин сфинктер почти рефлекторно вытолкнул его наружу…
Через час она ушла домой, унося с собой альбом голландца. * * * — А как ты находишь ее взгляд? — спросила Маша.
Она лежала рядом с Ильей Денисовым, и они рассматривали репродукции в альбоме.
Несколько минут назад он влил ей в анальный проход невообразимое количество спермы, она боялась запачкать простыню, поэтому они оба лежали на животе, чувствуя приятное расслабление после бурного секса.
— Я бы сказал, что есть небольшой перебор с этой усмешкой, но в целом впечатление самое приятное.
— Мне кажется, что Моне все-таки лучше передает психологию отношений, — заявила Маша.
— А что Моне?! Только Вадим на нем помешан — ходит повсюду и только и делает, что талдычит: «Моне, Моне».
Он подозрительно уставился на ее лицо, но наткнулся на безмятежно синюю глубину ее взгляда и отвел глаза в сторону.
— Зачем ты так, Илюша, ты же знаешь, кроме тебя у меня никого нет!
В ответ он молча прижал к себе ее светлую голову, вдыхая дурманящий аромат ее распущенных, длинных волос…
Загрузка...