«Ой, Лёша, не надо!» — выдохнула она, но голос был слабым, почти умоляющим. Он не слушал, уже не мог. Рука скользнула между её ног, нащупав горячую, влажную щель. Трусиков не было — только мягкие, набухшие половые губы, скользкие от её соков. Она дёрнулась, пытаясь сжать бёдра, но он раздвинул их, чувствуя, как она дрожит. Пальцы проникли внутрь, ощущая тесноту и жар. Тёща выгнулась, тихо вскрикнув, её руки вцепились в простыню.
«Ты мокрая», — выдохнул он, и та открыла глаза, глядя на него со смесью стыда и желания. «Может, не надо? Это же грех», — прошептала она, но тело её говорило другое — бёдра слегка раздвинулись, давая ему больше места.
Дождь барабанил по крыше такси, пока машина петляла по узким улочкам на окраине города. Вечер тянулся медленно, как тягучий сироп. Бар, где Алексей провёл последние три часа с друзьями, остался позади — запах пива, смех и звон бокалов всё ещё звенели в голове. Он откинулся на сиденье, глядя в запотевшее окно. Телефон завибрировал в кармане. Жена. Сообщение: «Где ты? Уже полночь». Отвечать не хотелось. Утренний спор из-за его сверхурочной работы всё ещё колол, как заноза. Вместо этого пальцы набрали другой номер — Ольги Петровны, тёщи. Её однушка в старом доме была ближе, чем ехать домой и выслушивать упрёки.
«Ольга Петровна, добрый вечер. Можно заехать? Поздно уже, не хочу жену будить», — голос звучал слегка хрипло, выдавая усталость и пару лишних рюмок. «Конечно, Лёша, приезжай», — ответила она мягко, с лёгкой насмешкой, как будто знала, что он опять сбежал от семейных разборок.
Такси остановилось у облупленного подъезда. Свет фонаря дрожал в лужах, отражая старый дом с потрескавшейся штукатуркой. Алексей выбрался из машины, вдохнув сырой воздух. Дверь подъезда скрипнула, пропуская в тёмный коридор, где пахло сыростью и чьим-то ужином. На третьем этаже он нажал на звонок. За дверью послышались лёгкие шаги, и замок щёлкнул.
Ольга Петровна стояла в проёме, подсвеченная тёплым светом лампы из коридора. На ней был лёгкий шёлковый халат, небрежно завязанный, подчёркивающий её фигуру — зрелую, но всё ещё изящную, с мягкими изгибами. Седеющие пряди выбивались из свободного пучка, обрамляя лицо с тонкими морщинками. Она улыбнулась, чуть прищурив глаза. «Пьяный зять явился? Ну, заходи, не стой на пороге». Голос был тёплым, с лёгкой иронией, как у бывшей учительницы, привыкшей держать всё под контролем.
Квартира встретила уютом: запах травяного чая, старый паркет, поскрипывающий под ногами, и мягкий свет торшера в углу гостиной. На стене висела фотография с пейзажем — озеро, окружённое соснами, — напоминание о прошлом Ольги, когда она с мужем ездила на дачу. Алексей сбросил куртку, бросив взгляд на полки с книгами: классика, потрёпанные тома Достоевского и Чехова. «Чай будешь? Или сразу спать?» — спросила она, поправляя халат. «Чай, если не сложно», — ответил он, чувствуя, как усталость смешивается с лёгким волнением. Что-то в её движениях, в том, как ткань халата скользила по коже, заставляло сердце биться чуть быстрее.
Пока Ольга возилась на кухне, Алексей устроился на скамье, стянув ботинки. Воспоминания нахлынули непрошено. Год назад, на свадьбе сестры жены, он впервые заметил, как Ольга танцевала — легко, с улыбкой, будто сбрасывая с плеч годы одиночества. Тогда её платье, тёмно-синее, обтягивало фигуру, а смех звенел, как колокольчик. Он поймал себя на мысли, что смотрит слишком долго, и тут же прогнал её. Но сейчас, в полумраке её квартиры, мысль вернулась, тёплая и настойчивая.
Кухня была маленькой, с выцветшими обоями и круглым столом, накрытым клеёнкой. Ольга поставила перед ним кружку с мятным чаем и тарелку с бутербродами. «Ешь, а то на пустой желудок утром плохо будет», — сказала она, садясь напротив. Халат слегка распахнулся, открывая шею и ключицы. Алексей отвёл взгляд, но не сразу. Разговор завязался легко: о его работе на стройке, где он, инженер, тонул в чертежах и дедлайнах; о её школьных годах, когда ученики дарили ей цветы на выпускной. «Ты знаешь, Лёша, я ведь до сих пор скучаю по тем танцам в молодости», — вдруг сказала она, глядя в окно, где дождь всё ещё стучал по карнизу.
Он кивнул, отхлебнув чай, но мысли путались. Взгляд то и дело цеплялся за её руки — тонкие, с аккуратными ногтями, которыми она поправляла волосы. В какой-то момент она потянулась за сахарницей, и рукав халата задрался, обнажив запястье. Алексей, сам не понимая зачем, протянул руку, чтобы помочь, и их пальцы соприкоснулись. Кожа была тёплой, чуть влажной от пара над чайником. Она замерла, но не отдёрнула руку. «Осторожно, горячее», — только и сказала, но голос дрогнул.
Чай разлился по столу — неловкое движение, и кружка опрокинулась. «Ой, вот растяпа!» — рассмеялась Ольга, вскочив за тряпкой. Алексей тоже поднялся, помогая вытереть лужу. Их руки снова встретились, и на этот раз он задержал её ладонь чуть дольше, чем нужно. Она посмотрела на него — не с упрёком, а с чем-то, похожим на любопытство. «Лёша, ты чего?» — спросила тихо, но в голосе не было строгости.
«Ничего, просто… ты красивая», — вырвалось у него, и он тут же пожалел. Но её глаза, тёмные в полумраке кухни, не отводили взгляд. «Ну, спасибо, зять, только жене не говори», — ответила она с улыбкой, но во взгляде было что-то ещё — намёк, тень желания. Алексей почувствовал, как кровь прилила к вискам и… к тому, что пониже. Он хотел сказать что-то ещё, но она уже повернулась к плите, поправляя халат.
Позже, она постелила ему на диване, он лёг, но сон не шёл. Кровать Ольги стояла в той же комнате, всего в паре метров. Сквозь тонкую ткань занавесок пробивался свет фонаря, обрисовывая её силуэт. Она лежала, отвернувшись, но дыхание выдавало, что она тоже не спит. В воздухе витал какой-то травяной аромат, наверное от шампуня или чего-то такого, мешая думать. Алексей сел на край дивана, сердце колотилось. «Ольга Петровна», — начал он тихо, почти шёпотом, — «я давно хотел сказать… ты мне нравишься. Не как тёща, как женщина».
Она повернулась, её лицо в полумраке казалось мягким, но глаза блестели. «Лёша, не надо», — сказала она, но голос был неуверенным, как будто она сама боролась с чем-то внутри. Он встал, шагнул к её кровати, чувствуя, как половицы скрипят под ногами. Одеяло приподнялось, когда он присел рядом. Тишина стала густой, почти осязаемой. «Ты зачем?» — прошептала она, но не отодвинулась.
Тишина в комнате давила, только скрип кровати под весом Алексея нарушал её. Он сидел на краю Ольги Петровны, чувствуя, как сердце колотится в груди, будто молот. Её лицо, подсвеченное слабым светом фонаря за окном, было напряжённым, но глаза — тёмные, глубокие — выдавали смятение. «Лёша, не надо», — повторила она, но голос дрожал, как струна, готовая лопнуть. Он не ответил, просто смотрел, как её грудь медленно поднимается под тонким шёлком халата.
«Ольга Петровна, я… больше не могу сдержаться», — выдохнул он, наклоняясь ближе. Пальцы сами потянулись к краю одеяла, приподнимая его. Она не шевелилась, только смотрела, как будто борясь с собой. Алексей скользнул под одеяло, чувствуя, как матрас прогнулся под его весом. Ткань трусов натянулась — член уже стоял, твёрдый, пульсирующий, готовый вырваться… или, скорее, ворваться. Он лёг рядом, так близко, что моментально ощутил жар её кожи. Она лежала на спине, халат задрался, обнажая бёдра. «Ты чего творишь, Лёша?» — прошептала она, но в голосе не было злости, только растерянность и что-то ещё — попытка сохранить рамки приличия, которые мешали ей самой.
Он не ответил, просто придвинулся, касаясь плеча. Рука скользнула по её руке, потом выше, к шее. Кожа была мягкой, горячей, бархатистой. Почти неотличимой от тела жены. Он наклонился и поцеловал её — сначала в уголок губ, потом глубже, чувствуя, как её губы дрожат. «Нет, не надо», — выдохнула она, но не оттолкнула. Её дыхание стало тяжелее, грудь поднималась быстрее. Алексей чувствовал, как её тело отвечает, несмотря на слова. Он прижался ближе, член упёрся в бедро через ткань трусов, и она вздрогнула, но будто даже прижалась чуть сильнее.
Рука скользнула вниз, к её груди. Под халатом не было лифчика — соски твёрдые, выпирали сквозь тонкую ткань. Он сжал их пальцами, слегка потянул, и Ольга тихо застонала, прикрыв глаза. «Лёша, это неправильно», — шептала она, но руки легли ему на плечи, не отталкивая, а будто удерживая. Он рванул пояс халата, ткань распахнулась, открывая её тело — полные груди с тёмными ореолами, мягкий живот, округлые бёдра. Алексей стянул с себя трусы, член вырвался наружу, твёрдый, горячий и изнывающий от желания трахнуть свою тёщу.
«Ой, Лёша, не надо!» — выдохнула она, но голос был слабым, почти умоляющим. Он не слушал, уже не мог. Рука скользнула между её ног, нащупав горячую, влажную щель. Трусиков не было — только мягкие, набухшие половые губы, скользкие от её соков. Она дёрнулась, пытаясь сжать бёдра, но он раздвинул их, чувствуя, как она дрожит. Пальцы проникли внутрь, ощущая тесноту и жар. Тёща выгнулась, тихо вскрикнув, её руки вцепились в простыню.
«Ты мокрая», — выдохнул он, и та открыла глаза, глядя на него со смесью стыда и желания. «Может, не надо? Это же грех», — прошептала она, но тело её говорило другое — бёдра слегка раздвинулись, давая ему больше места. Алексей навалился сверху, прижимая тёщу к кровати. Напряжённый ствол упёрся в её промежность, головка скользила по влажным губам, дразня вход. Она тяжело дышала, глаза закрылись, губы приоткрылись. Он толкнулся сильнее, и головка вошла внутрь, в горячую, узкую тесноту её влагалища.
«Ох!» — вырвалось у женщины, тело напряглось, но тут же расслабилось. Алексей двинулся глубже, чувствуя, как стенки обхватывают его, горячие, пульсирующие. Он начал двигаться, сначала медленно, потом быстрее, входя на всю длину. Яйца шлёпали по её коже, звук смешивался с её стонами — низкими, хриплыми, как будто она сдерживала их, но не могла. «Лёша… мне, ох… так хорошо», — выдохнула она, и это подстегнуло зятя. Он трахал её, наращивая темп, пот стекал по спине, простыня под ними сбилась в ком.
Ольга вдруг подалась навстречу, её бёдра стали подмахивать в такт, насаживаясь глубже. Её сочные сиськи колыхались при каждом толчке, соски тёрлись о его грудь. Он схватил её за бёдра, впиваясь пальцами в мягкую плоть, и ускорился, чувствуя, как её влагалище сжимает член, будто желая засосать поглубже. «Бери меня, Лёша», — простонала она, и эти слова добили его. Он выдернул член, перевернул её на живот, рывком приподняв за попу. Она послушно встала на колени, её голая задница, полная, белая в полумраке, оказалась перед ним.
«Я никогда так не трахалась», — прошептала она, но голос дрожал от возбуждения. Алексей схватил её за бёдра, вошёл сзади одним резким движением. Её влагалище приняло без малейшего сопротивления, наоборот, казалось будто нежные мышцы обняли член и потянули за собой в самую глубину, скользкую, принимающую ствол до самого конца. Он трахал её, сильно, ритмично, видя, как его член исчезает в дырочке, а её попа дрожит от каждого толчка. Комната наполнилась смачными шлепками, чавкающие, пошлые звуки выводили возбуждение на новый уровень, лишь подогревая обуявшую их страсть. Ольга стонала громче, почти кричала, вцепившись в подушку. «Глубже, Лёша, ещё!» — вырвалось у неё, и он вгонял член, чувствуя, как её соки текут по бёдрам.
Они сменили позу — он снова лёг сверху, задрав её ноги себе на плечи. Её волосатая вагина была открыта, мокрая, красная от продолжительного траха. Он вошёл, глядя ей прямо в глаза, видя, как она кусает губы. Движения стали яростными, кровать скрипела, пот заливал глаза. Ольга вдруг вцепилась в его руки, ногти впились в кожу, тело тёщи задрожало. «Я… сейчас…», — простонала она, и мужчина почувствовал, как её влагалище сжалось, пульсируя, то выталкивая, то снова засасывая его. Она кончила, громко, с хриплым стоном, и это стало для него последней каплей. Алексей толкнулся ещё раз и выпустил струю спермы внутрь, чувствуя, как она смешивается с её соками.
Они рухнули на кровать, тяжело дыша. Тела были липкими, простыня промокла. Алексей повернулся к ней, пытаясь поймать тёщин взгляд. «Это было… охрененно», — выдохнул он. Ольга улыбнулась, слабо, устало. «Я сто лет такого не чувствовала», — призналась она, голос был тихим, почти виноватым. Они лежали, молча, пока сон не накрыл их.
Утро пришло с запахом кофе. Ольга возилась на кухне, когда Алексей открыл глаза. Её не было рядом, но простыня ещё хранила её тепло. За окном стучал дождь. Послышались голоса — подруга Ольги, Нина, зашла на чай. Алексей натянул трусы, но заметил, что его одежда осталась на полу у кровати. Нина заглянула в комнату, прищурилась. «Это что, Лёша у тебя ночевал? На твоей кровати?» — спросила она с усмешкой. Ольга отмахнулась: «Да он с дивана перелёг, пьяный был». Но её щёки покраснели, а трусы на полу выдали всё.
Когда Нина ушла, Ольга вернулась. «Спишь?» — спросила она, стоя в дверях. Халат был распахнут, под ним — ничего. Алексей приподнял одеяло, и она легла рядом, голая, тёплая. Он потянулся к ней, целуя шею, грудь, чувствуя, как её соски твердеют под языком. Она раздвинула ноги, сама направляя его руку вниз. «Ещё хочу», — шепнула любимая тёща. Алексей вошёл, медленно, наслаждаясь каждой секундой. Её киска была уже влажной, горячей, принимающей его с явным желанием. Они двигались в унисон, пока оргазм не накрыл их одновременно, оставив только тяжёлое дыхание и ощущение, что теперь всё изменилось.
Загрузка...