Я начал двигаться. Медленно, невероятно медленно, с чувством, с толком. Каждое плавное, глубокое движение заставляло тихо постанывать. Выходил почти полностью, оставляя внутри лишь кончик, и так же медленно, наслаждаясь каждым миллиметром, снова погружался в влажную, сжимающуюся глубину. Звук был откровенно мокрым, чавкающим — звуком двух тел, слившихся в страсти.
Скоро неспешный темп перестал устраивать. Мои бёдра заработали быстрее, толчки стали глубже, жёстче, увереннее. Зрелая женщина подо мной уже не стонала, а кричала, встречая каждый удар ответными движениями таза, полностью отдавшись женскому инстинкту. Её ногти впились в спину, оставляя красные полосы.
Лето в деревне у бабушки всегда было для меня, вчерашнего школьника Максима, глотком свободы от шумного города и учебной суеты. Воздух, напоенный ароматом свежескошенного сена и цветущей липы, казался густым и сладким. Дни текли медленно и размеренно, как ручей на окраине села. В этом году всё было как обычно, но с одним «но» — в старом бабушкином доме гостила мамина младшая сестра, моя тётя Ирина Олеговна. Или просто тётя Ирина.
Ирина была совсем не похожа на моё представление о деревенской тётушке. Едва переступив порог сорокалетия, она выглядела на тридцать пять, не больше. Высокая, стройная, с длинными каштановыми волосами, которые она часто собирала в небрежный, но оттого не менее сексуальный пучок. Её глаза, цвета лесного ореха, всегда светились лёгкой искоркой озорства. Она носила простые льняные платья и сарафаны, которые подчёркивали изящные плечи и упругую, округлую грудь. А её походка… это была лёгкая, пружинящая походка женщины, уверенной в своей привлекательности. Я ловил себя на том, что мои взгляды задерживались на ней дольше, чем положено племяннику.
Однажды днём, после купания в речке, я вернулся домой раньше обычного. Бабушка ушла на посиделки к соседке, и в доме, как я думал, никого не должно было быть. Тишина стояла звенящая, нарушаемая лишь мерным стрекотом кузнечиков за окном.
Я вошёл в прохладную прихожую и замер на пороге. Из кухни доносилось лёгкое позвякивание и тихий плеск — знакомый звук, который я не мог сразу опознать.
Дверь на кухню была приоткрыта. Я заглянул внутрь и почувствовал, как дыхание перехватило.
Ирина стояла спиной ко мне у раковины. Она была в одном лишь тонком хлопковом халатике, подпоясанном на талии. Полы халата разъехались, открывая взгляду невероятный вид. Она, наклонившись, мыла что-то в миске, и в этой позе её спина выгибалась изящной, соблазнительной дугой. Халат задрался, обнажив стройные, загорелые ноги до самых бёдер. А под ним… под ним, как мне показалось, не было ровным счётом ничего. Силуэт округлых, соблазнительных ягодиц тёти был виден как на ладони, обтянутый тонкой тканью. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь занавеску, ласкал кожу родственницы, делая её бархатистой и сияющей.
Я не мог оторвать глаз. Сердце заколотилось где-то в горле, а по телу разлилось тепло, собравшись в один горячий, набухающий узел внизу живота. У меня не было девушки, а все прошлые отношения сводились максимум к объятиям в тёмном уголке и поцелуям. А хотелось чего-то большего, как и любому пацану в моём возрасте. И все мои тайные фантазии, все украдкой брошенные взгляды — всё это вырвалось на свободу в один миг.
Я не помню, как сделал первый шаг. Пол скрипнул под моей ногой.
Ирина вздрогнула и резко выпрямилась, обернувшись. На её лице мелькнуло удивление, но не испуг.
— Макс! Ты чего так тихо, как мышь? Напугал меня, — выдохнула она, и её губы тронула лёгкая улыбка. Но я видел, как взгляд её скользнул по моей фигуре, остановился на торсе, обтянутом мокрой от воды майкой, и на шортах, которые уже не могли скрыть моего возбуждения. Её глаза потемнели.
Я подошёл вплотную, не в силах говорить. Воздух между нами наэлектризовался. Я почувствовал её запах — травы, лета и чего-то сладкого, женственного. Что как мне казалось, могла подарить, только такая взрослая женщина как эта милфа. Моя рука сама потянулась к ней. Я не схватил её грубо, а мягко провёл ладонью по её боку, ощущая под тонкой тканью тёплое, упругое тело. Она замерла, не отстраняясь. Её губы приоткрылись.
— Максим… — прошептала она, и в её голосе слышалась не просьба остановиться, а скорее вопрос, мольба, недоумение.
— Я всё время на тебя смотрю, тётя Ира, — голос мой звучал хрипло и чужим. — Каждую ночь думаю. Не могу больше.
Моя вторая рука опустилась на талию, и я притянул её к себе. Наши тела соприкоснулись. Через тонкую ткань я ощутил всю мягкость и жар зрелого тела. Она испуганно ахнула, но её руки инстинктивно упёрлись в мою грудь, не отталкивая, а скорее исследуя.
— Мы не можем… Я же твоя тётя… — попыталась она возразить, но её протест был слабым, скорее формальностью, которая она хотела сделать вид что сопротивлялась. Её бёдра непроизвольно дёрнулись навстречу моему набухшему члену.
— Сейчас ты просто женщина, — прошептал я, наклоняясь к её шее. Мои губы прикоснулись к её коже чуть ниже уха. Она вздрогнула и издала тихий, прерывистый стон. Её голова запрокинулась, давая мне больше доступа.
Я развязал пояс халата. Полы распахнулись, и я наконец увидел её во всей красе. Она и правда была совершенно обнажённой под тканью. Её грудь, высокая и упругая, с тёмными, налившимися ареолами, подрагивала в такт учащённому дыханию. Мягкий, но плоский, животик с тонким слоем жира, изящный изгиб бёдер… воплощение женственности. Я был заворожён.
Я прижал её к краю старого дубового стола, покрытого скатертью. Мои пальцы вцепились в её пышные волосы, но не грубо, а страстно, сжимая их в кулаке. Я притянул лицо тёти к своему, и наши губы наконец встретились.
Это был не нежный поцелуй родственников. Это был жадный, влажный, глубокий поцелуй мужчины и женщины. Её губы были мягкими и отзывчивыми. Она ответила с такой же страстью, её язык встретился с моим в пылком танце. Она забыла обо всём — о родстве, о приличиях, о разнице в возрасте. В этот момент существовали только она и я, её племянник, ставший вдруг объектом дикого, запретного желания.
Я сбросил с себя майку. Руки скользили по её телу, задерживаясь на груди. Я ласкал упругие груди, ощущая, как соски твердеют под моими пальцами. Она стонала мне в рот, её тело выгибалось навстречу жадным прикосновениям.
— Макс… ах, Боже… — её стоны были для меня лучшей музыкой.
Не в силах больше терпеть, я опустился перед ней на колени. Взгляд скользнул по внутренней стороне её дрожащих бёдер, к самой влажной и желанной части, которая уже вся подрагивала от возбуждения. Ладони скользнули вверх по шелковистой коже, снова раздвигая её шире, чтобы ничто не мешало наслаждаться видом.
Прильнул губами к её кипящей киске. Языком медленно провёл сверху вниз между губами, упиваясь её невероятным, терпко-солёно-сладким вкусом. Тётя Ира вся вздрогнула, а пальцы впились в мои волосы, прижимая крепче к себе.
— Ах… нет… остановись, Максимка, прошу… — вырвался у неё слабый шёпот, но тут же превратился в глубокий стон.
Её тело кричало совсем другое. Мягкие бёдра сами пошли вразнос, совершая круговые движения, подставляя разгорячённую плоть под мои ласки. Чувствовал, как с каждым движением языка, с каждым круговым движением вокруг её набухшего клитора, она становится всё мокрее, соки текли по моему подбородку, а стоны сверху уже не прекращались.
Погружался в неё лицом всё глубже, выводя языком такое хороводы, что самому становилось завидно от такого умения, заставляя извиваться зрелую женщину на столе от наслаждения. Два пальца медленно вошли внутрь, нащупав бархатистую, напряжённую точку. Ласкал её одновременно языком снаружи и пальцами изнутри, доводя до неистовства. Её бёдра пустились в безумный танец, крики стали громче, а хватка в волосах — почти болезненной.
— Я сейчас… ах, Боже, Максимка, я кончаю! — её тело выгнулось в судороге, ноги свело от нахлынувшего оргазма. Внутренние стенки судорожно сжали пальцы, выталкивая их волнами блаженства. Она билась в экстазе, соки хлынули ручьём, а затем тётя обмякла, тяжело и прерывисто дыша.
Но для меня это было только началом. Собственный член, напряжённый и твёрдый, болезненно пульсировал, требуя освобождения. Поднявшись с колен, одним движением скинул шорты, наконец давая свободу своему раскалённому достоинству. Хуй стоял перед ней во всей своей силе — длинный, толстый, с натянутой кожей и багровой головкой поблёскивающей от размазанной смазки.
Тётя смотрела на член перед собой широко раскрытыми глазами, в которых читался и ужас, и непреодолимое желание.
— Господи… Он же такой… огромный… — выдохнула она, зачарованно глядя на мой размер, который всегда был самым большим среди всех знакомых пацанов в школе. — Я… не уверена, что он поместится…
Но я сильными руками подхватил её и усадил на край стола. Она инстинктивно обвила мою шею, прижимаясь упругими, зрелыми сиськами к моей груди. А ноги сами собой обвили мою талию, притягивая к себе.
— Последний шанс отказаться, Ирина Олеговна, — прошептал я, проводя головкой по её мокрой, готовой пизде, смазывая себя её соками. — Ты правда хочешь, чтобы твой племянник, пацан в два раза младше, оттрахал тебя, свою собственную тётю?
Её ответ был страстным и безоговорочным. В глазах плескалась уже ничем не сдерживаемая пошлость.
— Да, чёрт возьми! Выеби меня уже, мальчишка! Выеби свою тётку так, чтобы я забыла, как зовут! — выдохнула она, и бёдра сами двинулись навстречу.
Опыта в этом деле у меня не было, но тело словно само знало, что делать. Я надавил. Огромная, смазанная головка упёрлась в тугой вход и, преодолевая сопротивление, медленно, миллиметр за миллиметром, стала погружаться в обжигающую, бархатистую плоть. Тётя Ира заломила руки и громко вскрикнула — не от боли, а от шока заполнения, от ощущения, что её разрывают на части, наполняя до предела.
Замёр, давая привыкнуть к моему размеру, чувствуя, как каждая мышца внутри судорожно сжимается и пульсирует вокруг ствола.
— Всё нормально? — прошептал, покрывая её лицо, шею, декольте влажными поцелуями.
— Да… просто ты такой огромный… а я… я уже и забыла, каково это… — замолчала, закусив губу, но внутренние мышцы уже начали расслабляться, понемногу привыкая и принимая.
Я начал двигаться. Медленно, невероятно медленно, с чувством, с толком. Каждое плавное, глубокое движение заставляло тихо постанывать. Выходил почти полностью, оставляя внутри лишь кончик, и так же медленно, наслаждаясь каждым миллиметром, снова погружался в влажную, сжимающуюся глубину. Звук был откровенно мокрым, чавкающим — звуком двух тел, слившихся в страсти.
Скоро неспешный темп перестал устраивать. Мои бёдра заработали быстрее, толчки стали глубже, жёстче, увереннее. Зрелая женщина подо мной уже не стонала, а кричала, встречая каждый удар ответными движениями таза, полностью отдавшись женскому инстинкту. Её ногти впились в спину, оставляя красные полосы.
Сменил позицию, развернув и наклонив грудью на стол. Теперь видел, как мой смазанный соками член до самого основания входит в её сжимающуюся плоть, как подрагивают упругие ягодицы с каждым толчком до упора. Вид был настолько откровенным и возбуждающим, что чувствовал, как нарастает оргазм.
— Кончай со мной, тётя, — прохрипел, одной рукой сжимая её упругую грудь, а другой упираясь в таз, задавая ещё более бешеный, рваный ритм. По судорожным сокращениям вокруг члена чувствовал, что она уже сама на краю.
— Да! Да! Я кончаю! АААХ! — её крик сорвался в исступлённый вопль, тело затряслось в мощнейшей судороге. Влагалище сжало мой член такими сильными спазмами, будто пыталось высосать всё до последней капли. Это стало последней каплей. С низким стоном облегчения вогнал свой член в неё до самых яиц и замер, ощущая, как пульсирующие толчки выброса наполняют её горячим семенем.
Мы застыли, слипшиеся, мокрые от пота, тяжело дыша. Не отпускал её ещё несколько минут, наслаждаясь последними содроганиями её тела и осознанием того, что только что выебал свою собственную тётю, эту зрелую, прекрасную милфу.
Когда вышел из неё, прозвучал тихий, влажный чпок. Она медленно, как во сне, обернулась. Лицо было залито румянцем, кожа вспотела, волосы прилипли ко лбу и щекам. Но глаза… её глаза сияли таким всепоглощающим счастьем, глубоким удовлетворением и благодарностью, что у меня ёкнуло где-то глубоко внутри.
— Ну и сынок у моей сестрёнки… — выдохнула она, и на её губах появилась счастливая, немного хитрая улыбка. — Собственную тётю довёл до такого…
Я притянул её к себе и снова поцеловал, уже более нежно.
— Это только начало, тётя Ира, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — С этого дня ты моя. И я буду трахать тебя, когда захочу, где захочу и как захочу. Ты поняла?
Она прижалась к моей груди, и её ответ был тихим, но твёрдым:
— Да, Макс. Я поняла. Еби свою тётю хоть всё лето напролёт.
И в её глазах я увидел не стыд или раскаяние, а предвкушение. Предвкушение нашего следующего траха, нашей следующей вспышки запретной, пылкой страсти в тишине старого деревенского дома. Лето только начиналось.
Загрузка...